прочитала прекрасное интервью с Tricky. каждый его ответ несказанно радовал. счастлива, что 11 ноября уже увижу этого человека.
интервью— У вас особые отношения с Россией: вы уже четвертый раз сюда приезжаете, играете в городах, до которых ваши западные коллеги редко доезжают, даже что-то делали с местными музыкантами. Что вас тут так привлекает?
— Давайте будем говорить честно: лишения и трудности делают людей лучше. Когда много путешествуешь по миру, начинаешь такое ценить. Вы, ребята, много чего пережили и переживаете. Поэтому меня сюда тянет. В русских много страсти. Мне кажется, вы настоящие — и моя музыка тоже настоящая, поэтому мы с вами хорошо подходим друг другу. Помню, когда я жил в Нью-Йорке, у меня был отличный русский водитель по имени Владимир. Ну точнее, он был не моим водителем — он работал в службе, которая давала напрокат машины с водителями, и я всегда просил, чтобы со мной ездил он. Мы с ним здорово проводили время. Например, несколько раз ходили вместе смотреть бокс.
— А сейчас, я так понимаю, вы в Париже обосновались. Почему именно там?
— Хочется. Нужно какое-то место для жизни. Почему бы и не в Париже?
— Вы в последнее время много говорите про то, что нашли внутреннюю гармонию, как-то договорились сам с собой. Правда, что ли?
— За последний год произошли две важные вещи. Во-первых, у меня новый менеджер. Во-вторых, я расстался с лейблом Domino. Я чувствую себя намного свободнее. Я на днях разговаривал с 3D из Massive Attack — мы с ним сидели вместе в студии. И он толкал мне что-то такое умное про музыку, про наше место в культуре, бла-бла-бла… А я ему и отвечаю: «Знаешь что, чувак? Плевать на все это. Сейчас выросло целое поколение людей, которые знать не знают, кто такие Трики и Massive Attack». Когда ты в гармонии с самим с собой, это все не играет никакой роли. Я сейчас готовлю новый альбом. И если я продам всего 200 копий этого альбома, но при этом никто не будет мне компостировать мозги, пытаться меня контролировать, заставлять какие-то демо показывать — я буду счастлив. Когда у меня был контракт с Domino, мне приходилось показывать им демо-версии песен! Вы представляете это себе?! А у главного мужика с Domino, как его там, Лоренса какого-то, совсем другой музыкальный вкус, чем у меня. Ему ничего не нравилось. Я рад, что теперь ни перед кем не отчитываюсь. Мне кажется, мне повезло с карьерой. Я например, в Россию еду через пару недель — да это успех! Еще 3D смотрел на мою страницу в фейсбуке, там типа сто тысяч подписчиков, и сказал: «Вот бы нам эти сто тысяч превратить в продажи». А мне как-то по хрену. Да даже если альбом никакой не выйдет — зато я в Россию еду! Музыкантов легко забывают, и это нормально. Как только ты становишься популярным, у тебя сразу непомерно раздувается эго. Про меня часто пишут всякие слова типа «гений», «талант», бла-бла-бла… Я научился не обращать на это внимания. Как только ты перестаешь думать о продажах или о том, кто ты такой, — тут-то эта самая внутренняя гармония и появляется. Мне просто повезло. Сколько людей в мире занимаются тем, что они очень любят? Не очень много. Теперь, когда я нашел покой, музыка дается мне намного легче.
— Но ведь музыка ваша всегда была страшно беспокойная, дерганая, нервная.
— Одно дело музыка, а другое — человек. На моем новом альбоме полно песен, которые вас встревожат. Да что там, они меня самого заставляют нервничать! Есть и такие, которые заставят вас погрустить, а есть такие, которые заставят почувствовать себя очень странно. Хоть у меня теперь все в порядке с головой, а в сердце моем покой, это не портит мою музыку. Мне кажется, она только лучше стала. Вообще, если кто-то только сейчас начинает врубаться в мою музыку, я дам такой совет — послушайте первые три-четыре альбома, пропустите все, что я делал для Domino, и сразу переходите к новому альбому, который выйдет в феврале. Из меня сейчас музыка так и прет: у меня в запасе еще две пластинки, не считая февральской.
— В начале этого года вы сыграли несколько концертов с программой альбома «Maxinquaye», а потом вдруг бросили это дело. Почему?
— Не сработало. Мне попросту было скучно. Мой менеджер меня убеждал, что надо устроить серию концертов с «Maxinquaye», что для многих людей это очень важный альбом, чуть ли не с ребенком его сравнивал — ну я и согласился. Сыграли первый концерт — и это было ужасно. Если мне неинтересно, я ничего не могу делать. Не могу делать ничего ради денег или из принципа. Так что мы еще помаялись немного и все свернули. Я напивался перед каждым концертом, такой это был стресс. Я не понимал, зачем я все это делаю.
— Вы вообще в последнее время часто говорите о том, что «Maxinquaye» вам попортил кровь.
— Ну как попортил — все на самом деле было хорошо. И альбом хороший. Просто музыкант должен экспериментировать, пробовать что-то новое. Поэтому как только «Maxinquaye» стал популярным, я постарался от него отстраниться, убить себя прежнего. Люди растут, люди меняются. Кто знает, какой твоя музыка будет дальше? Я недавно в интернете видел какую-то группу… Не помню, как она называлась, ну кто-то типа Morcheeba. У них брали интервью про трип-хоп, и они важничали, говорили: дескать, мы не любим это слово, бла-бла-бла. Нормально? Они взяли мою музыку, сделали из нее свою карьеру и теперь еще кокетничают! Вот для кого вся эта история с трип-хопом стала реальной проблемой, так это для меня. Я не просто так все время говорю, что ненавижу этот термин. У меня все-таки панковский подход. Я не собираюсь давать вам то, чего вы ждете. Я буду делать то, что мне нравится. Когда «Maxinquaye» вышел, музыкальная индустрия попыталась меня быстренько упаковать и навесить ярлык «трип-хоп». Мне это очень не понравилось.
— Вам нравятся какие-нибудь современные группы? Вы же сильно повлияли на всяческую новую музыку, вы это слышите?
— Конечно, слышу. Это здорово и немного смешно. Некоторые из молодых музыкантов, которые явно выросли из моей музыки, даже не знают, кто я такой, они не имеют представления, откуда взялся их звук. Еще забавнее, что это все пробивается на радио, становится совсем уж мейнстримом. Мой менеджер мне говорит, что он периодически слышит по радио песни, похожие на мои. Но при этом очень, очень попсовые. Что до современных музыкантов — мне нравится дабстеп, Burial, да. И это у меня как раз не вызывает никаких вопросов. Когда у тебя что-то заимствуют и делают свое — это абсолютно нормально.
— Вы еще часто говорите, что вы человек стеснительный. Поэтому вы на концертах себя так ведете — играете часто в темноте, стоите спиной к зрителям и так далее?
— Ну да. Я же интроверт. И концерты у меня настоящие, никакой игры. Большинство музыкантов сложно назвать честными: у них и освещение специальное, и подтанцовка, и движения все одни и те же на всех концертах. А я хочу, чтобы люди что-то почувствовали,чтобы со сцены шла настоящая энергия. Когда люди приходят на мой концерт, они становятся моими новыми друзьями — и мы веселимся вместе. Иногда я, конечно, прячусь в темноте или за черными очками, но в конце концов концерт — это большая вечеринка, праздник. А главное — все по-настоящему. Ничего фальшивого, ничего фальшивого.
www.afisha.ru/article/tricky_interview_2012/
интервью— У вас особые отношения с Россией: вы уже четвертый раз сюда приезжаете, играете в городах, до которых ваши западные коллеги редко доезжают, даже что-то делали с местными музыкантами. Что вас тут так привлекает?
— Давайте будем говорить честно: лишения и трудности делают людей лучше. Когда много путешествуешь по миру, начинаешь такое ценить. Вы, ребята, много чего пережили и переживаете. Поэтому меня сюда тянет. В русских много страсти. Мне кажется, вы настоящие — и моя музыка тоже настоящая, поэтому мы с вами хорошо подходим друг другу. Помню, когда я жил в Нью-Йорке, у меня был отличный русский водитель по имени Владимир. Ну точнее, он был не моим водителем — он работал в службе, которая давала напрокат машины с водителями, и я всегда просил, чтобы со мной ездил он. Мы с ним здорово проводили время. Например, несколько раз ходили вместе смотреть бокс.
— А сейчас, я так понимаю, вы в Париже обосновались. Почему именно там?
— Хочется. Нужно какое-то место для жизни. Почему бы и не в Париже?
— Вы в последнее время много говорите про то, что нашли внутреннюю гармонию, как-то договорились сам с собой. Правда, что ли?
— За последний год произошли две важные вещи. Во-первых, у меня новый менеджер. Во-вторых, я расстался с лейблом Domino. Я чувствую себя намного свободнее. Я на днях разговаривал с 3D из Massive Attack — мы с ним сидели вместе в студии. И он толкал мне что-то такое умное про музыку, про наше место в культуре, бла-бла-бла… А я ему и отвечаю: «Знаешь что, чувак? Плевать на все это. Сейчас выросло целое поколение людей, которые знать не знают, кто такие Трики и Massive Attack». Когда ты в гармонии с самим с собой, это все не играет никакой роли. Я сейчас готовлю новый альбом. И если я продам всего 200 копий этого альбома, но при этом никто не будет мне компостировать мозги, пытаться меня контролировать, заставлять какие-то демо показывать — я буду счастлив. Когда у меня был контракт с Domino, мне приходилось показывать им демо-версии песен! Вы представляете это себе?! А у главного мужика с Domino, как его там, Лоренса какого-то, совсем другой музыкальный вкус, чем у меня. Ему ничего не нравилось. Я рад, что теперь ни перед кем не отчитываюсь. Мне кажется, мне повезло с карьерой. Я например, в Россию еду через пару недель — да это успех! Еще 3D смотрел на мою страницу в фейсбуке, там типа сто тысяч подписчиков, и сказал: «Вот бы нам эти сто тысяч превратить в продажи». А мне как-то по хрену. Да даже если альбом никакой не выйдет — зато я в Россию еду! Музыкантов легко забывают, и это нормально. Как только ты становишься популярным, у тебя сразу непомерно раздувается эго. Про меня часто пишут всякие слова типа «гений», «талант», бла-бла-бла… Я научился не обращать на это внимания. Как только ты перестаешь думать о продажах или о том, кто ты такой, — тут-то эта самая внутренняя гармония и появляется. Мне просто повезло. Сколько людей в мире занимаются тем, что они очень любят? Не очень много. Теперь, когда я нашел покой, музыка дается мне намного легче.
— Но ведь музыка ваша всегда была страшно беспокойная, дерганая, нервная.
— Одно дело музыка, а другое — человек. На моем новом альбоме полно песен, которые вас встревожат. Да что там, они меня самого заставляют нервничать! Есть и такие, которые заставят вас погрустить, а есть такие, которые заставят почувствовать себя очень странно. Хоть у меня теперь все в порядке с головой, а в сердце моем покой, это не портит мою музыку. Мне кажется, она только лучше стала. Вообще, если кто-то только сейчас начинает врубаться в мою музыку, я дам такой совет — послушайте первые три-четыре альбома, пропустите все, что я делал для Domino, и сразу переходите к новому альбому, который выйдет в феврале. Из меня сейчас музыка так и прет: у меня в запасе еще две пластинки, не считая февральской.
— В начале этого года вы сыграли несколько концертов с программой альбома «Maxinquaye», а потом вдруг бросили это дело. Почему?
— Не сработало. Мне попросту было скучно. Мой менеджер меня убеждал, что надо устроить серию концертов с «Maxinquaye», что для многих людей это очень важный альбом, чуть ли не с ребенком его сравнивал — ну я и согласился. Сыграли первый концерт — и это было ужасно. Если мне неинтересно, я ничего не могу делать. Не могу делать ничего ради денег или из принципа. Так что мы еще помаялись немного и все свернули. Я напивался перед каждым концертом, такой это был стресс. Я не понимал, зачем я все это делаю.
— Вы вообще в последнее время часто говорите о том, что «Maxinquaye» вам попортил кровь.
— Ну как попортил — все на самом деле было хорошо. И альбом хороший. Просто музыкант должен экспериментировать, пробовать что-то новое. Поэтому как только «Maxinquaye» стал популярным, я постарался от него отстраниться, убить себя прежнего. Люди растут, люди меняются. Кто знает, какой твоя музыка будет дальше? Я недавно в интернете видел какую-то группу… Не помню, как она называлась, ну кто-то типа Morcheeba. У них брали интервью про трип-хоп, и они важничали, говорили: дескать, мы не любим это слово, бла-бла-бла. Нормально? Они взяли мою музыку, сделали из нее свою карьеру и теперь еще кокетничают! Вот для кого вся эта история с трип-хопом стала реальной проблемой, так это для меня. Я не просто так все время говорю, что ненавижу этот термин. У меня все-таки панковский подход. Я не собираюсь давать вам то, чего вы ждете. Я буду делать то, что мне нравится. Когда «Maxinquaye» вышел, музыкальная индустрия попыталась меня быстренько упаковать и навесить ярлык «трип-хоп». Мне это очень не понравилось.
— Вам нравятся какие-нибудь современные группы? Вы же сильно повлияли на всяческую новую музыку, вы это слышите?
— Конечно, слышу. Это здорово и немного смешно. Некоторые из молодых музыкантов, которые явно выросли из моей музыки, даже не знают, кто я такой, они не имеют представления, откуда взялся их звук. Еще забавнее, что это все пробивается на радио, становится совсем уж мейнстримом. Мой менеджер мне говорит, что он периодически слышит по радио песни, похожие на мои. Но при этом очень, очень попсовые. Что до современных музыкантов — мне нравится дабстеп, Burial, да. И это у меня как раз не вызывает никаких вопросов. Когда у тебя что-то заимствуют и делают свое — это абсолютно нормально.
— Вы еще часто говорите, что вы человек стеснительный. Поэтому вы на концертах себя так ведете — играете часто в темноте, стоите спиной к зрителям и так далее?
— Ну да. Я же интроверт. И концерты у меня настоящие, никакой игры. Большинство музыкантов сложно назвать честными: у них и освещение специальное, и подтанцовка, и движения все одни и те же на всех концертах. А я хочу, чтобы люди что-то почувствовали,чтобы со сцены шла настоящая энергия. Когда люди приходят на мой концерт, они становятся моими новыми друзьями — и мы веселимся вместе. Иногда я, конечно, прячусь в темноте или за черными очками, но в конце концов концерт — это большая вечеринка, праздник. А главное — все по-настоящему. Ничего фальшивого, ничего фальшивого.
www.afisha.ru/article/tricky_interview_2012/
@темы: запомнить